В любой непонятной ситуации - зови орлов!
Анна Австрийская (фр. Anne d'Autriche, исп. Ana de Austria (de Habsburgo); 22 сентября 1601 — 20 января 1666) — королева Франции, супруга (с 18 октября 1615) короля Франции Людовика XIII. Эпитет «Австрийская» означает лишь принадлежность к династии Габсбургов



Анна Австрийская





Дочь испанского короля Филиппа III, пыталась проводить происпанскую политику. Поддерживала заговоры против Ришельё.

Согласно красивой легенде, Анна была дамой сердца герцога Бегингема.

Брак Людовика и Анны 23 года был бездетным, и только в 1638 и 1640, после нескольких неудачных беременностей Анны, родились их два сына, будущие Людовик XIV и Филипп I Орлеанский.

В 1643—1651 регент при малолетнем Людовике XIV, фактически государством управлял Дж. Мазарини, назначенный ею первым министром. В 1661, после смерти Мазарини, когда Людовик XIV стал править самостоятельно, Анна удалилась в монастырь Валь-де-Грас.

Скончалась 20 января 1666, от рака груди.




В царстве этикета

В октябре 1615 года в городке Бидасоа границу между Францией и Испанией пересекла пышная процессия. Вереница золоченых карет, караван мулов с багажом и целая армия охраны сопровождали всего одного человека — перепуганную девочку четырнадцати лет. Испанскую инфанту Анну-Марию везли в Париж, чтобы выдать замуж за юного короля Людовика ХIII. Ей предстояло помирить давно враждовавшие династии Габсбургов и французских Бурбонов. С той же целью в Мадрид отправилась принцесса Елизавета, ставшая женой короля Испании Филиппа IV. Бедняжка зачахла от тоски в чужой стране, в то время как юная испанка вполне освоилась во Франции, где она получила имя Анны Австрийской.

При чем здесь Австрия? Дело в том, что Габсбурги происходили из этой страны, и к тому же мать Анны Маргарита была австрийской принцессой. Поэтому девочка мало походила на испанку: светлые, слегка вьющиеся волосы, белая кожа, небольшой изящный носик. И фирменный знак Габсбургов — капризно выпяченная нижняя губа. Об испанской крови напоминали только темно-карие, почти черные, глаза, говорящие о пылкости чувств. Однако эти чувства почти никогда не прорывались наружу: принцессу воспитали в несокрушимых традициях придворного этикета, которые превращали венценосных особ в настоящих мучеников. К примеру, король не имел права сам налить себе вина — это делал виночерпий, передававший кубок придворному врачу, двум служителям и только потом королю. Пустой кубок с теми же церемониями возвращали на место.

От сложностей этикета особенно страдали непривычные к нему иностранцы. На пути в Мадрид австрийской принцессе Марии — будущей второй жене Филиппа IV — поднесли в дар шелковые чулки, но мажордом тут же выкинул подарок, отрезав: «У королевы Испании нет ног». Бедная Мария упала в обморок, решив, что ее ноги принесут в жертву чудищу этикета. Отец Анны Филипп III умер от угара: его кресло стояло слишком близко к камину, а единственный гранд, способный его отодвинуть, куда-то отлучился. Но именно Филипп IV довел этикет до совершенства. Говорили, что он улыбался не больше трех раз в жизни и требовал того же от своих близких. Французский посланник Берто писал: «Король действовал и ходил с видом ожившей статуи… Он принимал приближенных, выслушивал и отвечал им с одним и тем же выражением лица, и из всех частей его тела шевелились только губы». Тот же этикет заставлял испанских монархов оставаться узниками дворца, ведь за его пределами было немыслимо соблюдать сотни правил и условностей. Дед Анны Филипп II, великий государь и кровавый палач протестантов, выстроил близ Мадрида роскошный и мрачный замок Эскориал, но его потомки предпочитали более скромный Алькасар. Дворцы по восточному обычаю — ведь Испания сотни лет оставалась во власти арабов — делились на мужскую и женскую половины. Днем в обеих кишели придворные, шуты и карлики, но после захода солнца ни один мужчина, кроме короля, не мог оставаться на женской территории. Честь королевы или принцессы должна была оставаться вне подозрений. Даже прикосновение к руке коронованных дам каралось смертью. Известен случай, когда два офицера вытащили инфанту Марию-Терезию из седла взбесившегося коня. Им тут же пришлось во весь опор скакать к границе, спасая свои жизни.

Жизнь родившейся в сентябре 1601 года Анны, как и других испанских принцесс, была подчинена строгому распорядку. Ранний подъем, молитва, завтрак, потом часы учебы. Юные инфанты обучались шитью, танцам и письму, зубрили священную историю и генеалогию царствующей династии. Далее следовал торжественный обед, дневной сон, затем игры или болтовня с фрейлинами (у каждой принцессы был свой штат придворных). Затем снова долгие молитвы и отход ко сну — ровно в десять вечера.

Конечно, у девочек были лучшие игрушки и невиданные лакомства, привезенные из заморских владений Испании. Анна особенно любила шоколад, к которому позже приохотила французов. Но, по правде говоря, жила она не особенно весело — строгие дуэньи с детства не позволяли ей ни смеяться, ни бегать, ни играть со сверстниками. Прибавьте к этому жесткие и неудобные платья с каркасом из китового уса и шлейфом, волочащимся по земле. Вдобавок она знала, что лишена всякой свободы выбора — еще в три года ее просватали за французского дофина Людовика. Чувства самой инфанты не играли никакой роли. Каким окажется ее жених — красавцем или уродом, добрым или злым? Анна изнемогала от любопытства, пока ее кортеж медленно двигался по дорогам Франции.





Людовик XIII король Франции







Надо сказать, что те же вопросы мучили юного Людовика. Французский двор, где он вырос, был совсем не похож на испанский. Здесь часто слышались смех и сальные шутки, обсуждались супружеские измены, да и король с королевой почти открыто изменяли друг другу. Вечно занятый делами Генрих IV любил сына, но почти не уделял ему внимания, а мать, итальянка Мария Медичи, навещала его только затем, чтобы надавать пощечин или отхлестать розгами за какую-либо провинность. Немудрено, что дофин вырос замкнутым, переменчивым, одержимым множеством комплексов. Одним из них, как пишет Ги Бретон, было отношение к будущей жене. Уже в три года он говорил о ней так: «Она будет спать со мной и родит мне ребеночка». И тут же хмурился: «Нет, я не хочу ее. Она ведь испанка, а испанцы — наши враги». Теперь он изнывал от желания поскорее познакомиться со своей невестой. Не дождавшись ее прибытия в Бордо, он поскакал навстречу и в окошко кареты впервые увидел Анну. Она показалась Людовику такой красивой, что он оробел и не смог сказать ей ни слова. Та же история повторилась вечером на торжественном банкете по случаю помолвки. В Париже после венчания молодых ждало брачное ложе, но Людовик был так напуган, что матери пришлось чуть ли не силой заталкивать его в спальню, где ждала Анна. Вместе с юными супругами там провели ночь две служанки, которые утром предъявили толпе придворных доказательства того, что «брак осуществился должным образом». Однако желанный наследник так и не был зачат — ни в эту ночь, ни в течение последующих десяти лет.



Меж двух огней

К тому времени Людовик XIII уже не был дофином: после убийства Генриха IV в 1610 году он стал законным королем Франции и Наварры. Однако всеми делами заправляли королева Мария и ее любовник — алчный и трусливый итальянец Кончино Кончини. Их ненавидела вся страна. Кончини был убит тремя пулями. На другой день королеву Марию посадили под домашний арест, а потом выслали в Блуа. Выслан был и верный королеве епископ Ришелье. Но вскоре он получил красную шапку кардинала, а внезапная кончина де Люиня освободила для него кресло первого министра. Вернувшись в столицу, он занял важное место при дворе. Ему помогали острый ум, уникальная память и холодная безжалостность при достижении своих целей. С 1624 года Ришелье правил Францией, железной рукой подавляя народные бунты и заговоры знати. На него работала разветвленная секретная служба, которую возглавлял преданный «серый кардинал» — отец Жозеф дю Трамбле. Шпионы Ришелье появились не только во всех слоях французского общества, но и при многих европейских дворах.



Арма́н Жан дю Плесси́, герцог де Ришельё







Пока в стране происходили эти перемены, молодая королева вела скучную жизнь в Лувре. Людовик находил себе массу занятий — он молился, охотился, выращивал фрукты и варил из них варенье. После смерти кто-то сочинил ему ехидную эпитафию: «Какой отменный вышел бы слуга из этого негодного монарха!» Анне увлечения супруга казались глупыми, она тосковала по мужскому вниманию, которым попрежнему была обделена. Понадобились усилия Римского папы и испанского посла, чтобы Людовик появился в спальне жены, но «медовый месяц» и на этот раз оказался недолгим. И тем не менее королева не желала изменять мужу, несмотря на уговоры ближайшей подруги — прожженной интриганки и распутницы герцогини Мари де Шеврез. «Ах, это испанское воспитание!» — вздыхала та, когда очередной кавалер, приведенный ею к Анне, получал от ворот поворот.



Герцогиня Мария де Роган-Монбазон де Шеврез







И тут в «воспитание чувств» королевы неожиданно включился кардинал Ришелье. Несмотря на свой сан, он не чуждался женщин. Говорили о его близких отношениях с королевой Марией после смерти Кончини. Позже в его доме, а возможно, и в спальне обосновалась юная племянница Мари д`Эгийон. Теперь он решил завоевать сердце королевы. Парижские сплетники утверждали, что кардинал надеется сделать то, что не удалось Людовику,— зачать наследника и возвести его на трон Франции. Более вероятно, что он просто хотел держать королеву «под колпаком», не давая ей ввязаться в какой-нибудь заговор. Нельзя исключить и того, что Ришелье просто увлекся Анной, красота которой достигла расцвета (ей было 24 года, ему — почти сорок). Ее покорил ум кардинала, восхитило его красноречие, но мужские чары оставили равнодушной. Возможно, опять сыграло роль испанское воспитание — Анна не привыкла видеть мужчин в служителях Господа.

Устав от домогательств Ришелье, она в недобрый час согласилась на предложение подруги Мари сыграть с ним шутку. Когда он в очередной раз спросил, что может сделать для нее, королева ответила: «Я тоскую по родине. Не могли бы вы одеться в испанский костюм и сплясать для меня сарабанду?» Кардинал долго мялся, но все же нарядился в зеленый камзол и панталоны с колокольчиками и сплясал зажигательный танец, щелкая кастаньетами. Услышав странные звуки, он прервал выступление и заглянул за ширму, где давились от смеха герцогиня де Шеврез и двое придворных. В гневе он повернулся и выбежал вон. Судьба королевы была решена — она не оценила его любви и теперь не должна была достаться никому. Отныне зоркие глаза шпионов кардинала следили за Анной везде и всюду.



Суета вокруг подвесок

Весной 1625 года любовь все же посетила сердце королевы. Это случилось, когда в Париж прибыл английский посланник — 33-летний Джордж Вильерс, герцог Бекингем. Уже на первом балу этот высокий красавец в щегольском наряде очаровал всех присутствующих дам. Его атласный колет был расшит жемчужинами, которые то и дело, будто невзначай, отрывались и раскатывались по полу. «Ах, бросьте! — отмахивался герцог, когда ему пытались вернуть подобранный жемчуг. — Оставьте эту ерунду на память».

Многие знали, что богатство герцога досталось ему благодаря щедротам короля Англии Якова I, который как раз в это время умирал в Лондоне. Юный Бекингем играл при короле не слишком благовидную роль миньона-любовника. Ради развлечения своего господина он тявкал и прыгал у его ног, изображая собачку. Наградой стали поместья, титулы и рука богатой наследницы герцогини Ратленд. Умирая, король завещал Бекингема своему сыну Карлу в качестве главного советника, и теперь герцог приехал сватать новому монарху сестру Людовика XIII принцессу Генриетту. Этот визит оказался роковым: едва увидев Анну Австрийскую, Бекингем потратил оставшиеся у него три года жизни на то, чтобы завоевать ее расположение. Как и в случае с Ришелье, трудно сказать, что это было — политический расчет или искренняя страсть. Несомненно одно: все эти три года политика обеих держав определялась злосчастным увлечением герцога.

Скандал разразился уже в Амьене, куда Бекингем и королева отправились провожать невесту короля Карла. Вечером из садовой беседки раздался громкий крик, на который сбежались придворные. Они увидели странную картину: Бекингем стоял на коленях, обнимая королеву. Об этом происшествии ходило много слухов — говорили, что пылкий герцог напугал Анну и даже расцарапал ей ноги своими украшенными жемчугом чулками. Потому-то она и стала кричать. Но возможно и другое: свидание состоялось с полного согласия королевы, а крик поднял кто-то из спохватившихся шпионов кардинала. Быть может, Анна все же не лишила Бекингема своего внимания. Иначе, почему при расставании в Булони она подарила ему пресловутые алмазные подвески?





Джордж Вильерс герцог Бекингем





Да-да, подвески действительно были! О них говорят в своих мемуарах несколько современников, в том числе друг королевы, известный философ Франсуа де Ларошфуко. Дюма описал всю историю довольно точно: агенты кардинала узнали, что Анна вручила герцогу подвески с дюжиной алмазов, подаренные королем. В дело вступила ловкая графиня Каррик, воспетая Дюма под именем миледи Винтер. Эта бывшая любовница Бекингема, давно получавшая деньги от Ришелье, пробралась во дворец герцога, срезала две подвески и переправила их в Париж. Там кардинал предъявил улику королю, и тот велел вероломной супруге надеть подвески во время Марлезонского бала, устроенного мэрией Парижа в честь королевской четы. К счастью, Бекингем успел за два дня изготовить недостающие подвески и передать их Анне — поистине любовь творит чудеса! Правда, в бешеной скачке с драгоценным изделием не принимал участия Д`Артаньян — в ту пору этому сыну гасконского дворянина было всего пять лет.

Почему кардинал так стремился насолить королеве? Конечно, одной из причин была оскорбленная гордость. Позже Ришелье даже сочинил трагедию «Мирам», где вывел Бекингема в образе коварного соблазнителя и описал свое над ним торжество. И конечно, он вновь побоялся, что Анна вступит в сговор с врагами Франции. Поэтому кардинал постарался изолировать королеву, и прежде всего рассорить ее с мужем. Это удалось вполне: несмотря на возвращение подвесок, Людовик окончательно разочаровался в супруге. Она оказалась не только аморальной особой, но и изменницей, готовой променять его на какого-то иностранца! Если раньше король хотя бы иногда защищал жену от нападок кардинала, теперь на это рассчитывать не приходилось. Для начала Бекингему запретили въезд во Францию, а королеву заперли во дворце.

Ришелье довольно потирал руки. Он не учел одного: стремление разлученных влюбленных друг к другу готово смести все преграды. Герцог в ярости дал клятву вернуться в Париж. И не униженным просителем, а победителем в войне, которую он собирался развязать. Скоро французские протестанты, лишенные кардиналом многих привилегий, подняли восстание в порту Ла-Рошели. На помощь им тут же отправился английский флот во главе с Бекингемом. Однако французская армия сумела отбить нападение и взять мятежный город в осаду. Ришелье, переодевшись в военный мундир, лично командовал операцией. Бекингем собирал в Портсмуте новый флот, когда 23 августа 1628 года офицер по имени Фелтон заколол его шпагой. Многие считали убийцу шпионом кардинала, однако доказательств этого так и не нашли. Сам Фелтон утверждал, что убил фаворита в отместку за казнокрадство и «нечестивую жизнь». В октябре защитники Ла-Рошели, не получив обещанной помощи англичан, подняли белый флаг.

Весть о гибели возлюбленного ошеломила Анну. Заметив ее заплаканные глаза, «любящий» супруг — конечно, по совету кардинала — устроил в Лувре бал и предложил королеве в нем участвовать. Когда она попыталась отказаться, Людовик спросил: «В чем дело, мадам? Разве у нас при дворе траур?» Не найдя ответа, Анна отправилась на бал, прошлась с королем в менуэте — и больше не танцевала до конца жизни. Так кончилась трагическая история ее любви, в память о которой остался только анекдот об алмазных подвесках.



Сети кардинала

Лишившись по милости кардинала не только любви, но и доверия мужа, Анна Австрийская жаждала отомстить. Ее спокойная жизнь осталась в прошлом, теперь она вместе с герцогиней де Шеврез ввязывалась в любую интригу, направленную против кардинала. Еще в 1626 году герцогиня подговорила одного из своих любовников, маркиза де Шале, заколоть кардинала в его летнем дворце. Заговор был раскрыт, Шале казнили, а интриганку отправили в ссылку. Кардинал получил право завести для охраны собственных гвардейцев. Что касается Анны, которую заговорщики планировали выдать замуж за Гастона Орлеанского, то она едва упросила супруга не отправлять ее в монастырь.

Новый шанс для отмщения кардиналу представился в 1630 году, когда король едва не умер от дизентерии. Анна преданно ухаживала за ним, и в приступе раскаяния он пообещал исполнить любое ее желание. «Удалите кардинала от двора», — это было единственное, о чем она попросила. К ней примкнула и Мария Медичи, мечтавшая вновь о прежней власти, а также о возвращении Франции в объятия католичества и папской власти. Обе королевы на глазах у Людовика устроили кардиналу жестокий разнос, отомстив ему за все обиды. Анна молчала и улыбалась — теперь Бекингем был отомщен. «Убирайтесь, неблагодарный лакей! — кричала Мария. — Я прогоняю вас!» Ришелье, роняя слезы, смиренно попросил дать ему два дня на сборы. Он знал, что делает: представив себя во власти обманщицы-жены и деспотичной матери, король пришел в ужас. Утром второго дня он призвал кардинала к себе и попросил его остаться, обещая полное доверие и поддержку.

Скоро Мария Медичи бежала за границу, а маршал де Марильяк, предлагавший убить кардинала, был обезглавлен. Анна Австрийская отделалась легким испугом, но Ришелье продолжал плести вокруг нее свои сети. В одну из них она попалась в 1637 году, когда «верные люди» предложили ей наладить переписку с мадридской родней. Испания давно воевала с Францией, и, чтобы избежать обвинений в нелояльности, Анна много лет не общалась с соотечественниками и уже начала забывать родной язык. Ее вполне безобидные письма испанскому послу Мирабелю немедленно попали в руки кардинала и вместе с письмами герцогине де Шеврез — гораздо менее безобидными — были переданы королю в доказательство нового заговора. Но на этот раз у Анны нашлась заступница — юная монахиня Луиза де Лафайет, с которой верный себе король завел возвышенный «духовный роман». Она упрекнула Людовика в жестокости по отношению к жене и напомнила, что по его вине Франция до сих пор остается без наследника.

Этого внушения оказалось достаточно, чтобы в декабре 1637 года король провел ночь в Лувре, и через положенное время у королевы родился сын — будущий «король-солнце» Людовик ХIV.



Людовик ХIV в детстве





Два года спустя на свет появился его брат, герцог Филипп Орлеанский. Впрочем, многие историки сомневаются, что отцом обоих детей в самом деле был Людовик ХIII. На эту роль предлагалось множество кандидатур, включая Ришелье, Мазарини и даже Рошфора — того самого негодяя из «Трех мушкетеров». Не лишено вероятности предположение, что кардинал лично выбрал и подослал к тоскующей королеве какого-нибудь молодого крепкого дворянина, чтобы обеспечить появление дофина.

К тому времени испанское воспитание уже забылось, и Анна Австрийская не считала нужным хранить верность нелюбимому супругу. Несколько лет на его место претендовал брат короля Гастон Орлеанский, которого объединяла с Анной ненависть к Ришелье. А в 1634 году рядом с королевой появился тот, кому суждено было провести рядом с ней остаток лет, — молодой итальянский священник Джулио Мазарини. Представляя его Анне, Ришелье мрачно пошутил: «Полагаю, он понравится вам, потому что похож на Бекингема». Действительно, итальянец был как раз таким мужчиной, какие нравились Анне, — пылким, галантным и не скрывающим эмоций. Однако он надолго уехал в Рим и никак не мог быть причастен к рождению принца Людовика. Имя настоящего отца «короля-солнце» стало еще одной загадкой Анны.

У короля тем временем появился новый любимец — молодой дворянин Анри де Сен-Мар. Привязанность к нему Людовика оказалась столь глубокой, что 17летний нахал едва не преуспел в удалении Ришелье от власти. Однако искушенный в интригах кардинал все же переиграл неопытного соперника. Сен-Мар был обвинен в государственной измене и казнен. Всемогущий первый министр торопился завершить дела, чувствуя, что конец близок. 4 декабря 1642 года он скончался в своем дворце, завещанном королю, — это был знаменитый Пале-Рояль.

За 18 лет Ришелье удалось сделать почти невозможное: одолеть всех врагов внутри страны и за ее пределами, укрепить монархию и создать условия для ее расцвета при «короле-солнце». Он сам говорил, что сделал из Франции умирающей Францию торжествующую. Позже это признали и те, кто бурно радовался смерти «тирана в рясе». Признал и Александр Дюма, так нелестно изобразивший Ришелье в «Трех мушкетерах». В следующих романах мушкетерской трилогии герои с ностальгией вспоминали о «великом кардинале».



Кривотолки под занавес

Королева Анна плакала, узнав о смерти своего старого врага. Король, напротив, сочинил веселую песенку, где перечислялись грехи покойного. Но веселье было недолгим: спустя полгода туберкулез свел Людовика ХIII в могилу. Перед смертью он заставил королеву подписать отказ от регентства, слабым голосом сказав: «Она все испортит, если станет править одна». В последний раз оскорбив жену, король испустил дух. И тут легкомысленная и ветреная женщина, какой все считали Анну, проявила неожиданную твердость. Сначала она явилась в парламент и настояла на отмене завещания короля и объявлении себя регентшей. Потом добилась назначения первым министром Мазарини, которого предлагал на этот пост покойный Ришелье. Все дивились такому совпадению взглядов. Удивление прошло лишь тогда, когда итальянец стал все дольше задерживаться в апартаментах Анны. А потом и вовсе перестал уходить оттуда. Тут французы поняли, что королева отдала власть над государством своему любовнику.

Надо сказать, что сама Анна Австрийская до последнего отрицала это. Она даже утверждала, что кардинал не любит женщин, поскольку «у мужчин в его стране совсем другие наклонности». Еще она говорила, что Мазарини пленил ее исключительно умственными качествами. Это опровергал сам вид сорокалетней королевы, которая впервые в жизни выглядела счастливой, часто улыбалась и проявляла необычное оживление. Парижане сделали свои выводы: на улицах распевали нелестные куплеты о королеве. Прежде французы жалели ее как жертву Ришелье, но теперь, связав свою судьбу с итальянским выскочкой, она обрекла себя на всеобщую ненависть.

Мазарини продолжал политику Ришелье. Шла война с Испанией, казна пустела, вводились все новые налоги. Летом 1648 года недовольство всех слоев народа достигло предела. В одну ночь улицы Парижа покрылись баррикадами, и королеве с юным королем и кардиналом пришлось бежать из города. Так началась Фронда — мощное движение, направленное не только против Мазарини, но и против королевского абсолютизма. В нем участвовали весьма разнородные силы, и хитрому кардиналу — достойному преемнику Ришелье — удалось расколоть их и усмирить по частям, действуя чаще всего не силой, а подкупом. Тут-то на сцене и появился Шарль Д`Артаньян, новоиспеченный лейтенант мушкетеров. Это он в «ночь баррикад» сумел вывезти из восставшего Парижа королевскую семью. Все годы Фронды Д`Артаньян оставался верным служакой Мазарини, за что и был награжден чинами и поместьями. На его свадьбе с мадемуазель де Шанлеси в 1659 году присутствовал не только кардинал, но и сам король. А вот королевы Анны там не было, и история ничего не знает о ее отношениях с храбрым мушкетером.

Дюма выдумал и любовь Д`Артаньяна к королевской камеристке Бонасье и многие другие эпизоды знаменитого романа. Однако характеры героев переданы им удивительно точно. Д`Артаньян был храбр, Ришелье — мудр и жесток, Мазарини — хитер и пронырлив. Королеву Анну Австрийскую писатель изобразил женщиной, которую прежде всего волнуют ее чувства, и снова оказался прав. Анна не была ни жестокой, ни корыстной. Она посвоему заботилась о благе государства и все же имела об этом благе самое смутное представление. Ее нельзя поставить рядом с такими великими государынями, как английская Елизавета I или российская Екатерина II. Но она не похожа и на беззаботных мотыльков вроде Марии-Антуанетты. Да, Анна не могла оценить преобразования Ришелье, но у нее хватило решимости в годы Фронды выступить против феодалов, грозящих растащить страну на куски. Уже за это Франция должна быть ей благодарна.

В начале 1651 года бушующие волны Фронды поднялись так высоко, что Мазарини пришлось покинуть не только столицу, но и страну. Королеву снова лишили личного счастья, и это казалось ей невыносимым. Она даже пыталась уехать следом за своим возлюбленным, но вооруженные парижане удержали ее во дворце.



Джулио Раймондо Мадзарино , кардинал Мазарини





Уже через год кардиналу удалось вернуться, а вскоре движение протеста пошло на спад. Улаживались и внешние дела: война с Испанией закончилась победой, для закрепления которой планировалось женить короля на испанской принцессе Марии-Терезе — племяннице Анны. Для этого было лишь одно препятствие: любовь 20-летнего Людовика к племяннице кардинала Марии Манчини. Мазарини повел было дело к браку между ними, но королева решительно выступила против этого. «Имейте в виду, — сказала она сухо, — в этом случае против вас восстанет вся Франция, и я сама встану во главе возмущенного народа».

Это была единственная размолвка влюбленных, которых многие парижане считали тайными супругами. Поразмыслив, кардинал отступил, и в 1660 году испанская инфанта въехала в Париж. Быть может, беседуя с родственницей, Анна пожелала ей быть более счастливой в браке, чем она сама. Но получилось иначе: Людовик ХIV запер жену во дворце, проводя время с многочисленными любовницами. В марте 1661 года скончался Мазарини: он долго болел и изводил капризами королеву, которая преданно ухаживала за ним. После этого Анна смогла выполнить давнее желание и удалилась на покой в основанный ею на окраине столицы монастырь Валь-де-Грас. Там она и умерла 20 января 1666 года, оставив после себя последнюю загадку — тайну «Железной маски». Этого безымянного узника Бастилии тот же Дюма считал старшим сыном Анны Австрийской от Людовика. Другие авторы выдвигают свои версии, а истина похоронена в соборе Сен-Дени вместе с мятежной душой испанской королевы Франции.



Анна Австрийская



@темы: История

Комментарии
20.06.2007 в 17:26

Епископ Люсонский, узнав о несчастье, недавно обрушившемся на его сестру и шурина, написал м-м де Понкурлэ письмо, которое мы сейчас приведем, так как оно дает представление о личных отношениях этого человека и показывает, что в сердце Ришелье было столько же чувства, сколько христианской возвышенности было в его уме:

«Сестра моя, я чрезвычайно сожалею о несчастье, которое случилось в вашем доме, и очень тревожусь, что вы и мой брат примете это слишком близко к сердцу. Я постоянно убеждаю себя, что вы оба пожелаете проявить терпение в этом несчастье. Будучи таким, как вы мне пишете, оно, я нисколько в этом не сомневаюсь, дает вам много поводов для грусти, но остерегитесь, пожалуйста, как бы скорбь, которую вы можете сильно преувеличить, не привела к вам обоим какую-нибудь другую болезнь, от которой еще труднее исцелиться, чем от этой. Я знаю, что испытания, подобные вашим, порой так овладевают нами, что дают печальные последствия; но я знаю также, что только большое мужество способно стать целительным лекарством от посетивших нас невзгод. Вот почему я считаю, что то испытание, которое Богу угодно было вам ниспослать, призвано стать для вас еще одним знаком необходимости терпеливо принимать все, данное Его рукой.

Я умоляю и заклинаю вас обоих верить мне, ваш покорный и горячо любящий слуга

Арман, епископ Люсонский



Куссэ, ноябрь 1611



20.06.2007 в 17:27

Несмотря на многочисленные доказательства любви, которые получала тогда м-м де Понкурлэ, несмотря на смирение, которое давала ей вера, грусть больше не покидала ее, и видно было, как она растила в себе зародыш болезни, которая вскоре сведет ее в могилу.

А время шло, и м-ль де Понкурлэ достигла возраста первого причастия. Ее мать, не в силах больше заниматься ее образованием, доверила ее, в завершение этого религиозного акта, заботам ее двоюродного дедушки, аббата Виньеро, приора Молеон и кюре в Гленэ, человека знающего и добродетельного.

Приор преподал своей внучатой племяннице, вместе с катехизисом, начала французского и латинского письма, и милый старик своими уроками сумел с этого времени привить м-ль де Понкурлэ вкус к плодам разума, который она сохранила на всю жизнь.

Пока м-м де Понкурлэ угасала у изголовья сына, к домашним несчастьям добавилось всеобщее горе, которое семья Виньеро ощутит более, чем какая-либо еще – Генрих IV был убит ударом кинжала.

Ни об одном короле не горевали так, как о Генрихе IV, и ни один король так этого не заслуживал. Никак нельзя передать потрясение и боль, разлившуюся по Парижу и по всей Франции, когда там узнали эту новость.

20.06.2007 в 17:29

Скорбь г-на де Понкурлэ была тем более глубока, что, охраняя накануне короля на церемонии коронования Марии Медичи в Сен-Дени, он на другой день был призван туда по долгу службы, чтобы принять участие во всех перипетиях этой прискорбной смерти. Когда он присутствовал на похоронах своего господина под сводами той же самой базилики, где только что проходила коронация, то после них он уехал в уединение своего замка в Гленэ, чтобы там без свидетелей оплакать своего короля и сослуживца, друга юности и благодетеля старости.

После этого события Понкурлэ уже не покидал провинции, где разделял тревоги жены за судьбу сына. Но будучи прежде всего человеком действия, с детства привыкшим к утомительным войнам и подвижной придворной жизни, барон не смог долго нести груз моральной муки. Обманувшись в своих надеждах и впав в безнадежность от состояния сына, г-н де Понкурлэ слег от скоротечной лихорадки, поставившей его дни под угрозу.

Человеку необходима борьба. Он может не бояться смерти и победить страдание на поле боя, но если приходится бессильно смотреть на усиление недуга, отбирающего силы у того, чья жизнь ему дороже собственной, он теряет мужество. Кто страдал только от собственных мук, не поймет этой боли. За своих детей мы страдаем больше, чем за себя самих. От них к нам приходят наибольшие радости и печали. Но какой мужчина хотел бы, убоявшись собственных страданий, никогда не быть отцом? И какой отец, если он был любим собственным ребенком, не чувствовал, что сбылись мечты его жизни, и не получил утешения в смерти?

20.06.2007 в 17:30

Епископ Люсонский, узнав о болезни г-на де Понкурлэ, сразу же приехал в Гленэ и оставался там, пока эта опасность не была отвращена. Его дружба и советы, конечно же, способствовали поправке шурина. Возможно также, что Ришелье сумел пробудить в нем старого придворного, и вернуть его к жизни через честолюбие, рассказывая ему о своем появляющемся весе при Марии Медичи. Через несколько недель хорошее здоровье г-на де Понкурлэ восторжествовало над болезнью; но г-н де Люсон, уехав, не преминул в своей заботе оставить ему следующую записку:

«Брат мой, до этого момента я не медлил бы справляться о вашем здоровье, если бы меня не уверили в том, что оно, слава Богу, довольно хорошее. Всякий раз я все более и более радовался этому, и я отправляю вам этого слугу, чтобы умолять вас сообщить мне, как вы сейчас. Хоть мои молитвы и не таковы, чтобы заслуживать исполнения высшим Целителем, я тем не менее молю Его со всем пылом, пусть Ему будет угодно ниспослать вам полное и совершенное исцеление. На что я надеюсь и чего желаю с нетерпением, действительно будучи, брат мой, вашим покорным и горячо любящим слугой.

Арман, епископ Люсонский







Здоровье барона вскоре совершенно восстановилось. М-м де Понкурлэ, напротив, дошла до предела болезни, которую отягчило случившееся с сыном. Ее нежная и чувствительная душа нуждалась в счастье и мире, как ее слабое тело нуждалось в солнце и покое. Каждый день можно было видеть, как она слабела и утрачивала в себе что-нибудь. У нее было много живости и веселости, но страдание и грусть уничтожили эти прекрасные качества. Выжили только кротость и доброта, во все времена бывшие самыми благородными украшениями духа.

20.06.2007 в 17:31

В начале 1616 года м-м де Понкурлэ тихо умерла в кругу родных, смирившаяся с Божьей волей и доверчивая к Его милосердию. Последние слова она обратила к матери, м-м де Ришелье, которой доверила двух своих детей, и к дочери, которую просила впоследствии заменить ее при своем брате.

М-ль де Понкурлэ было лишь двенадцать лет, но религиозное воспитание, данное ей столь нежной матерью, развили в ней разум и рассудительность, превосходящие этот возраст. Она поняла всю тяжесть своей потери, и безнадежность завладела бы ей, если бы она не думала о материнском завете, который ей предстояло исполнить, и если бы не мужество, пример которого подавал ей брат.

Похороны в Гленэ, на которой присутствовало все дворянство Пуату, было последним пышным мероприятием, какое видел старый замок. Когда катафалк проехал под гулкими сводами донжона, все погрузилось в тишину, которая ничем более не нарушалась.

После того, как тело матери опустили в склеп церкви Гленэ, м-ль де Понкурлэ испытала новую печаль и новую разлуку. Ей предстояло покинуть родной край, подругу по играм и все, что она прежде любила, чтобы уехать жить в замок Ришелье.

Г-н де Понкурлэ, для которого Гленэ был лишь мучительным воспоминанием, поторопился увезти детей к бабушке, чтобы последовать в Париж за г-ном де Люсоном, успеху которого он хотел способствовать.

20.06.2007 в 17:32

Уезжали рано утром. Прощание м-ль де Понкурлэ с часовней замка было мучительным. Пока ее глаза могли рассмотреть вдали башенки Гленэ, она плакала. К счастью, забавы путешествия на лошадях по плохим дорогам с короткими переходами развлекли ее дух от стольких мучительных воспоминаний. Уезжая, она верила, что будет часто возвращаться в места, где была счастлива. Но ей не придется туда вернуться, кроме как затем, чтобы предать земле прах отца и поставить в память родителей надгробие, достойное ее дочерней любви.

Таковы были печальные обстоятельства, в которых прошла юность м-ль де Понкурлэ. Спустя несколько счастливых лет, прошедших при нежной матери, ее детство столкнулось с самой жестокой действительностью жизни, и теперь она резко перешла от материнской могилы к постели больного ребенка.

Для нее дни беззаботного детства прошли! Она больше не увидит, кроме как через волшебство воспоминаний, первых лет своей юности, прекрасно спокойной и безмятежной, где душа, не ведающая об остальном мире, видит, как ей все улыбается, и идет навстречу жизни, полная надежды.

20.06.2007 в 19:26

В любой непонятной ситуации - зови орлов!
Гость , очень интересно.

Все скачала, что бы еще раз перечитать...

А мы знакомы? :)))
20.06.2007 в 23:04

Пелегрин

:) Думаю, нет. Хотя люди, интересующиеся одним и тем же, часто пересекаются в Сети. Хотите продолжение ?

21.06.2007 в 07:55

В любой непонятной ситуации - зови орлов!
Гость , жаль ...



Но продолжение безусловно хочу :)))))
21.06.2007 в 15:29

Глава II. М-ль де Понкурлэ в замке Ришелье. 1616



Старый родовой замок. – Портрет матери Ришелье. – Образование, данное ею малышке. – Портрет верховного судьи Франции. – Письма м-м де Ришелье к невестке. – Братья и сестры кардинала.



I



Приезд семьи Понкурлэ в замок Ришелье был для всех новым поводом слез. Пустота, недавно созданная смертью, предстала перед всеми в своей самой мучительной реальности. Увидя этих двух детей, лишившихся матери, м-м де Ришелье испытала самую жестокую боль. Но едва они бросились к ней в объятия, как она почувствовала, что в ней вновь разгорается тот огонь материнской любви, который не угасить ничем. Позднее почтение к памяти дочери слилось у нее с нежностью к ее малышам.

Замок Ришелье, где стала жить м-ль де Понкурлэ, ничем не походил на Гленэ. «Это был, - писал дон Мазе , - маленький замок, хорошо выстроенный, в красивом месте, с милой готической часовней, большими домами для прислуги, расположенными посреди двора, и садами, окруженными стенами и рвами с проточной водой».

Эта замок, господствовавший над сеньорией, бывшей с 1350 вотчиной Плесси-Ришелье, старинного дворянского рода, высидился посреди плоской равнины, орошаемой рекой Амабль. Край, окружавший его, был столь же однообразен и открыт, сколь пересеченен и тенист был вандейский Бокаж, так что, не покинув своей провинции, м-ль де Понкурлэ стала жить в местности, совершенно иной по виду и кругозору.

Легкость сообщений по плоскому и очень открытому краю и соседство городов Тура и Пуатье также принесут большие перемены в до того уединенную жизнь девочки. М-м де Ришелье, хоть и большая домоседка, много виделась со светским обществом, а расстояние до Парижа не мешало эху луврской жизни доходить до нее, так как со времени смерти верховного судьи она оставалась центром многочисленной и хорошо устроившейся при дворе семьи.

21.06.2007 в 15:31

Как большинство матерей гениев, мать кардинала Ришелье обладала незаурядным умом. Она была дочерью Франсуа де Ла Порта, сеньора де Ла Мейерэ , знаменитого адвоката в парижском парламенте, сделавшего себе большое состояние собственным талантом, и снискавшего большое уважение высотой своей личности. «Это была, - писал Дюшень о его дочери, - одна из самых благородных и добродетельных дам своего века, у которой к самым важным добродетелям прибавлялись блестящий ум и красота ».

Рано вышедшая замуж за г-на де Ришелье и почти сразу же после этого ставшая фрейлиной королевы, она очень рано получила при дворе Валуа ту изысканную вежливость и изящность манер, которые привезла во Францию Екатерина Медичи. Два ее письма, которые мы приведем ниже, дают представление об этой старинной вежливости языка, возможно, преувеличенной, но которую, к сожалению, легко заместили свобода манер и американское образование нашего времени.

М-м де Ришелье, имевшая возможность по себе оценить, какие преимущества при дворе дают блестящее образование и изысканные манеры вкупе с прочными знаниями, взялась развивать у девочки счастливые задатки, уже созданные природой.

Замечено, что некоторые глубоко верующие люди с самого нежного возраста были будто предупреждены божественной милостью. Кажется, у м-ль де Понкурлэ в юности было такое предопределение. Ее бабка, глубоко верующая, первой заметила это. Завороженная непорочностью и чистотой, сиявших на лице и в глазах ее девочки, м-м де Ришелье часто смотрела на нее в каком-то религиозном уважении, смешанном с нежной любовью. Она считала ее будто тем избранным сосудом, через которые Бог хочет излить на мир аромат самых прекрасных добродетелей.

21.06.2007 в 15:33

Эти два сердца, несмотря на разницу в возрасте, были, казалось, созданы друг для друга, настолько едины они были в своих чувствах и мыслях. Не сознавая этого, они сближались, чтобы дать друг другу понимание: одна снисходительно склонялась к простоте ребенка, а другая усилиями уже вдумчивого ума поднималась до степенности зрелого возраста. К м-ль де Понкурлэ можно было бы отнести то, что говорит Писание о Тоби: «Несмотря на его юность, в делах его не было ничего юношеского ».

Ее вкусы были серьезны, учебу и молитву она предпочитала всем развлечениям своего возраста. Она играла, только чтобы развлечь брата, чей ум начинал развиваться. Понятно, что под надзором м-м де Ришелье, чей пример был еще красноречивее слов, ее девочка стала тем образцом веры и милосердия, которым позднее восхитится свет.

В то же время у м-ль де Понкурлэ был живой ум и замечательная склонность ко всем изящным искусствам. Ее отец, еше сохранявший красивый голос, воспользовался этим, чтобы научить ее петь под лютню. Он также обучил ее итальянскому и испанскому языкам, бывшим в большой моде при дворе, тогда как приор де Сен-Флорен де Сомюр давал ей уроки литературы. Она с легкостью усваивала все, чему ее учили, но ее успехи в вере были больше прочих. Вероятно, в этом уединении Бог готовил ее к выполнению замыслов, которые она должна была исполнить позднее.

В замке Ришелье все состязалось в том, чтобы развить в ее душе чувства послушания и долга, уже преподанные ей матерью. Каждый вечер м-м де Ришелье, окруженная всеми домашними, господами и слугами, молилась вслух и призывала на них божественное благословение. Сразу после этого начиналось ночное бдение, и в эти счастливые часы за работой, протекавшие около бабки, м-ль де Понкурлэ узнавала от нее о славных делах правления Генриха Великого , а также о том, как служил ему ее дед.

21.06.2007 в 15:36

Почтение к памяти мужа, которое внушала детям м-м де Ришелье, нисколько не ослабело за ее долгое вдовство, а больше всего она любила рассказывать о событиях своей молодости или о великих делах верховного судьи. Так передаются традиции в каждой семье, так как ничто не запечатлевается в памяти лучше, чем рассказы деда или бабки.

Франсуа де Ришелье был, и это правда, настоящим дворянином, у которого с традиционными дворянскими качествами сочетались все преимущества, даваемые красивыми чертами лица и изящной фигурой.

Воспитанный матерью, Франсуазой де Рошешуар, он получил от нее ту тонкость духа, которая, кажется, уже стала будто уделом его рода и которая позднее обнаружится у м-м де Монтеспо и Фонтевро. Его с детства определили пажом к Карлу IX, и там он научился всему, чему учили дворян. Г-н де Ла Порт, бывший самым близким соседом его матери, любил его как сына и часто принимал за своим столом.

Его дочь Сюзанна, несколькими годами младше маленького пажа, не смогла долго принимать любовные ухаживания такого красивого сеньора и не остаться не тронутой ими, и оба они, с согласия родителей, просто должны были пожениться несколько лет спустя.

Первым боем г-на де Ришелье стало сражение при Монконтуре в 1569, и для начала он спас жизнь герцогу Анжуйскому, брату короля, который приблизил его к себе. Позднее, когда этот принц назначен был королем Польши, он последовал за ним в эту страну, откуда возвратился только в 1574, после смерти Карла IX. Но герцог Анжуйский, сменив брата на французском троне, нисколько не забыл г-на де Ришелье. Он назначил его государственным советником, затем верховным судьей Франции , важную должность, полномочия которой он еще расширил специально для него.

21.06.2007 в 15:37

Франсуа де Ришелье было тогда двадцать семь лет. Удача улыбалась ему, и он воспользовался этим, чтобы просить руки м-ль де Ла Порт, которую ему отдали в жены со значительным приданым. Став фрейлиной королевы, м-м де Ришелье занимала эту должность при дворе четырнадцать лет, то есть до конца правления Генриха III в 1589. После смерти этого государя г-н де Ришелье яростно защищал дело короля Наваррского, и Генрих IV, свидетель его блестящей службы в битве при Иври, наградил его орденом Святого Духа, назначив капитаном своей стражи.

Но усталость от войны преждевременно подорвала здоровье г-на де Ришелье. Он умер при осаде Парижа 10 июля 1590, в возрасте сорока двух лет, завещав детям пример неизменной преданности королевскому делу.

Именно тогда м-м де Ришелье, овдовев в тридцать девять лет, уехала в старинный родовой замок, который недавно отремонтировал ее муж и который ее сын вскоре превратит в изумительный дворец.

Десять лет спустя Генрих IV, женившись на Марии Медичи в 1600, вспомнил о м-м де Ришелье и хотел вновь призвать ее ко двору, на должность фрейлины при новой королеве. Но набожная вдова уже слишком давно порвала со светом, чтобы не отклонить это предложение. Она просила короля направить его доброту на своих сыновей. Генрих IV, который, как говорит история, очень заботился обо всех тех, кто ему хорошо служил, принял извинения м-м де Ришелье. Ее старшему сыну он дал должность слуги своих покоев с 1200 экю жалованья, а второму даровал большие церковные бенефиции. С этого момента м-м де Ришелье в своем уединении мечтала только возвысить положение своих детей. «И там, - пишет Дюшень, - она получила столько же советов через мудрое образование, данное ей, сколько через выдающиеся добродетели, которыми была наделена».

21.06.2007 в 15:38

Детей у нее было пятеро, и так как они составляют всю семью м-ль де Понкурлэ, мы считаем полезным дать представление о том, какой была жизнь каждого из них до описываемой нами эпохи.

Старшим из детей м-м де Ришелье был Анри дю Плесси, маркиз де Ришелье, слуга королевских покоев и начальник лагеря в Пьемонтском полку. Он был хорошо сложен, как пишут воспоминания того времени, и достаточно умен. Он находился непосредственно при короле, рассказывая тому, что происходит в городе и при дворе, так как он особенно заботился о том, чтобы это знать.

Благоволение короля, казалось, обеспечивало успех маркиза, и м-м де Ришелье радовалась этому, не только за него, но и за будущее других своих детей, когда убийство Генриха IV разрушило все ее надежды. Вероятно, после этого был бы образован новый двор, старые слуги были бы забыты, а у ее детей не было бы никакой опоры при новом короле. Она не знала тогда, что эта перемена приведет их к вершине славы.

Людовик XIII, чей меланхоличный характер нужно было постоянно развлекать, случайно заметил остроумие ответа молодого маркиза Ришелье и по случаю своей коронации назначил его слугой своих покоев, как сделал его отец. Маркиз, любивший обратить на себя внимание, сумел извлечь выгоду из этого обстоятельства и быстро стал одним из тех «семнадцати сеньоров», кого богатство нарядов и мотовство сразу сделали известными при дворе Людовика XIII.

Старший Ришелье, по обычаю того времени, получил лучшую часть отцовского наследства, но безумные расходы этого маленького господина и его разорительная жизнь при дворе очень обременили его долгами. Письмо, которое он написал брату Арману, показывает нам, до какой степени упадка дошло его достояние, спасенное усилиями матери:

«Я в Париже, - писал он, - и все мое состояние тает, и если служебные обязанности мне позволят, я буду у матери в Ришелье. Я проведу там три или четыре месяца, чтобы немного прийти в себя вдали от тревог двора и несколько упорядочить все дела там ».

21.06.2007 в 15:40

Маркиз де Ришелье в самом деле приехал в Пуату искать убежища от кредиторов. Мудрые советы матери помогли ему вскоре выйти из трудностей и внушили отвращение к беспорядочной жизни, которую он до того вел. Решившись жить лучше, он просил руки м-м председательши де Силли , молодой вдовы, столь же богатой, сколь красивой, за которой он уже давно ухаживал.

Это предложение, которое могло бы быть отклонено из-за легковесности маркиза и его расточительности, было тем не менее принято. М-м де Ришелье, счастливая видеть, как ее сын положил конец своей беспорядочной жизни, хотела сама поблагодарить за это прекрасную невестку и написала ей следующую записку:

«Мадам, я долго молила Господа дать моему сыну подругу, которая отвечала бы всем желаемым условиям; теперь я ясно вижу, что Он услышал мою мольбу, так как вы позволили ему стать вашим слугой, и надеюсь, что вы скоро дадите ему и другое качество…

Вы можете быть уверены, мадам, что в своей любви он превзойдет всех слуг и мужей на свете ».

Это желание было исполнено, и маркиз де Ришелье женился в конце 1611 на Маргарите Гийо де Шармо, даме сеньории Анзака, вдове Бернара Пуатье, сеньора Силли, председателя парламента в Бретани, большое богатство которого вполне позволяло маркизу продолжать привычную для него пышную жизнь.

Молодая маркиза де Ришелье, как сообщает хроника, обладала большим высокомерием и тщеславием. Рассказывают даже, что однажды на вопрос портного о том, как ей следовало пошить платье, она будто бы ответила: «Мое платье должно соответствовать платью жены одного из семнадцати придворных сеньоров». Как бы то ни было, далекая от того, чтобы умерять вкус мужа к расходам и помогать ему в задуманных им изменениях, она своей роскошью и беспечностью нанесла новый ущерб его личному состоянию. Вскоре маркиз вынужден был заложить доставшиеся ему земли в Пуату, и его мать, которой пришлось отстаивать права других детей на эти богатства, обязана была вмешаться от их имени.
21.06.2007 в 15:42

Эти споры вызвали между маркизом и м-м де Ришелье некоторые разногласия, которые засвидетельствованное у нотариуса соглашение счастливо разрешило, удовлетворив обе стороны.

М-м де Ришелье, желавшая сохранить в семье единство и доброе согласие, постоянно царившие там, написала невестке следующее письмо :

«Моя дорогая дочь, я очень обрадовалась, узнав о ваших новостях, так как я очень волновалась, что вас некстати встревожат по поводу того, что случилось в ходе ссоры моего сына со мной. Все разрешилось таким образом, что и вы, и я должны будем удовлетвориться этим исходом, как вы могли узнать. Это не мешает мне сказать вам больше по этому поводу, который, помимо интересов Господа, в дальнейшем может доставлять нам только радость. Мне также следует вам сказать, что я испытала очень большое удовольствие, узнав, в особенности, что мой сын очень рад обладать вами; я не могу не сказать вам этого, а также уверяю, что люблю и уважаю вас всем сердцем, и что всегда буду, моя дражайшая дочь, вашей покорнейшей и горячо любящей вас слугой и матерью, готовой вам услужить.

Сюзанна де Ла Порт»



Можно судить, согласно вышеприведенным письмам (единственным письмам матери Ришелье, дошедшим до нас), какое качественное образование получила почти три века назад дочь знаменитого адвоката.

Впрочем, некоторые трудности, возникавшие порой, не нарушали доброго согласия, которое м-м де Ришелье старалась упрочить вокруг себя. Никогда семья не была так едина, как при ней, и по меньшей мере раз в год к ней приезжали все дети. Весной 1616, вскоре после приезда в замок м-ль де Понкурлэ, маркиз и маркиза де Ришелье также приехали на несколько недель в Пуату, где мы их и застанем.

Второй сын м-м де Ришелье, Альфонс дю Плесси, был отправлен своей семьей в мальтийский орден. Но испытав деятельную жизнь, которая ему не подходила, он обратился к Церкви. Его мать, благодаря своему весу при короле, получила для него епископство Люсонское, которое сделала вакантным недавняя смерть его двоюродного дядюшки, Жака дю Плесси, духовника Генриха II.
21.06.2007 в 15:44

Так как он был слишком юн, то с его посвящением в сан немного повременили, но за этот промежуток аббат снова изменил свое решение и стал картезианцем. Когда м-ль де Понкурлэ приехала в замок Ришелье, ее дядя был коадъютором аббатства Лигэ близ Тура «и часто посещал окрестное дворянство, которое принимало его с большим почетом», пишет аббат де Мароль .

Третьим ребенком была Франсуаза де Ришелье, мать м-ль де Понкурлэ, чью короткую жизнь мы уже описали.

Четвертый, Арман-Жан дю Плесси, был тогда епископом Люсонским вместо своего брата, а поздне стал кардиналом-герцогом де Ришелье, о котором мы вскоре расскажем.

Наконец, последней была Николь де Ришелье, которую мы вскоре увидим рядом с ее племянницей, пока ее брак с маркизом де Брезе навсегда не переселит ее в Париж.





21.06.2007 в 19:32

В любой непонятной ситуации - зови орлов!
Гость , СПАСИБО!!!!
21.06.2007 в 20:56

Эта книга теперь уже редкость, почему бы не поделиться с увлеченным человеком ? :)
21.06.2007 в 21:03

В любой непонятной ситуации - зови орлов!
Гость , да :)))) Огромное спасибо! Я такого еще не читала :))))

21.06.2007 в 21:34

Продолжим? :))

21.06.2007 в 21:40

В любой непонятной ситуации - зови орлов!
Гость, а то!!! С превеликим удовольствием :)))
21.06.2007 в 21:43

Тогда. если нетрудно, увеличте количество знаков в сообщении, чтобы постить было быстрее :)

21.06.2007 в 23:35

В любой непонятной ситуации - зови орлов!
Гость, я попробую, только я не знаю как это делается :(
22.06.2007 в 00:06

Если не получится, не расстраивайтесь :)

22.06.2007 в 00:12

В любой непонятной ситуации - зови орлов!
Гость, меня тут надоумили, вроде все должно сработать :)))
22.06.2007 в 19:37

Глава III. М-ль де Понкурлэ и ее дядя, епископ Люсонский. 1616-1620



I. Последний визит Ришелье к матери. – Он становится опекуном своей племянницы. – Письмо г-на де Люсона к Марии Медичи. – II. Как Ришелье стал епископом. – Его портрет в тридцать лет. – III. Смерть Сюзанны де Ла Порт. – Введение Ришелье в дела. – IV. Убийство маршала д’Анкра. – Г-н де Берюль, аббат Сен-Сиран и отец Жозеф. – V. Ссылка Ришелье. Гибель его брата на дуэли.



I



М-ль де Понкурлэ и ее брат находились в замке Ришелье уже три месяца, в уединении и заточении великого траура, посреди сезона непогоды. Но зима прошла, дороги стали проходимы, и вскоре дети смогли вволю побегать по прелестной местности, окружавшей их.

М-м де Ришелье, в присутствии маленьких детей, вновь ощутила вкус к жизни. Их образование было последним делом, которое ей предстояло выполнить, и в то же время это дело было ей хорошим утешением. Удача, улыбающаяся самому младшему из ее сыновей, позволяла ей положиться на него в деле основания его собственной семьи.

Здоровье маленького Франсуа укрепилось, его ум развивался, тогда как м-ль де Понкурлэ своей нежностью и милой веселостью радовала бедную бабушку: это был солнечный лучик, блиставший на ее последних днях.

Каждое лето дети м-м де Ришелье приезжали к ней все вместе на несколько недель. Но в 1616 г-н де Люсон вошел в королевский совет, и это обстоятельство, вероятно, откладывало его приезд. В час, когда м-м де Ришелье грустила от этой мысли, она получила письмо от сына Армана, который сообщал ей, что из-за своей лихорадки он приедет в Ришелье на носилках, а маркиз и маркиза де Ришелье вскоре тоже приедут.

Немного спустя м-м де Ришелье и впрямь оказалась в кругу всех своих детей. Здоровье г-на де Люсона восстанавливалось медленно, и по настоянию матери он написал королеве следующее письмо с просьбой продлить ему отпуск:

22.06.2007 в 19:38

«Мадам,

Волнуясь от того, что я вновь подпал под власть старого недомогания, которое меня мучает, я покорнейше умоляю Ваше Величество не найти ничего плохого в том, что я, возможно, не вернусь к Вам так скоро, как того желал бы и как был бы должен. Когда бы необходимость не лишала меня такой чести, к этому обязывало бы размышление, так как неразумно появляться перед госпожей, которой обязан всем, в состоянии столь прискорбном, что оно не позволяет служить Вам. Неудовольствие, испытываемое мною от этого, невыразимо, но что меня утешает, так это сознание того, что вы не испытываете необходимости во мне, так как помощь, которую Ваше Величество получает в делах от собственной головы, гораздо действеннее и лучше помогает их осуществить на благо короля и собственное, чем та, которую его слуги страстно желают Вам оказать. Я не сообщу Вашему Величеству никаких новостей о Париже, так как не увидел там никого из света, но уверяю Вас, что где бы и в каком бы состоянии я ни находился, ничто и никогда не умерит моего желания служить процветанию и удовольствию Вашего Величества, кому я вечно буду, Мадам, самым покорным, послушным и верным Вашим подданным и слугой ».

Именно во время пребывания Ришелье в Пуату в апреле 1616 его мать, будто предчувствуя скорую смерть, вверила ему лично м-ль де Понкурлэ и ее брата. По прибытии г-на де Люсона в замок м-м де Ришелье пошла навстречу сыну, держа за руки малышей, все еще скорбящих по своей матери, и попросила его за них, перед лицом всех членов семьи, о епископском благословении и отцовской защите. Епископ, очень нежно любивший м-м де Понкурлэ, со слезами благословил их и обещал матери заботиться об их будущем со старательностью отца.

22.06.2007 в 19:39

Таков был священный корень глубокого чувства, которое Ришелье с тех пор испытывал к своей племяннице. Свет мог дурно отзываться о нем, но это чувство никогда не угасало, так как его источник был в том, что только есть самого чистого в сердце мужчины: сыновней любви и должном уважении к памяти мертвых.

Покой, живительный воздух местности и нежность материнского дома мало-помалу восстановили здоровье г-на де Люсона. Но едва только он поправился, как его внезапно вновь позвали в Париж требования политики. Расставаясь с ним, м-м де Ришелье обняла его с большей нежностью и сожалением, чем обычно. Она предвидела, что почести, начинавшие окружать ее сына, часто будут удерживать его вдали от нее.

Арман де Ришелье всегда был предметом особого расположения матери: его имя часто возвращалось на ее уста, и она часто рассказывала юной девушке о случаях из его детства. Эта юность Ришелье, ныне забытая, заслуживает того, чтобы рассказать, по меньшей мере, об основных ее чертах.



II



Ришелье родился 9 сентября 1585 в Париже, на улице Булуа , а не в замке Ришелье, как утверждали многие его биографы. Его крестили 5 мая 1586 в церкви Св. Евстафия, в одноименном приходе. Его крестными отцами были двое маршалов Франции: герцог Омонский и граф Гонто-Бирон, а крестной матерью – бабка по отцу, Франсуаза де Рошешуар, дама Ришелье.

Качаясь в колыбели посреди битв Лиги и славных дел своего отца, юный Арман с детства проявился выраженный вкус к военному делу.